ТОННЕЛЬ
Выпуск № 29 (2008)
TUNNEL

Александр Дмитриев

Водном из писем шотландский поэт Роберт Берне, по отзывам современников имевший склонность к периодическим выходам из собственного тела и полетам во снах, сделал вывод: "Люди, какие мы есть сейчас, с нашими мыслями и чувствами, желаниями, жаждой знания и любознательностью, стремлением познать все нас окружающее, могли бы освободиться от законов гравитации и летать через все еще не изученные области мироздания. Такое дано не только мне, но, точно знаю, некоторым другим". В число этих избранных входила наша соотечественница, нейрохирург Лидия Львовна Кляксина - военврач во время Великой Отечественной войны и "кудесница", в шестидесятые-семидесятые годы прошлого века делающая сложнейшие операции на мозге. Весной нынешнего года она скончалась. Остались записки, датированные 1944-1946 годами. Достаточно их просмотреть, чтобы понять, что наш мозг, когда агонизирует, подчас становится самой настоящей виртуальной машиной времени, обладающей функциями ясновидения и предвидения, переносов за границы прошлого и будущего. Обратимся к дневникам Кляксиной, которые она вела после пережитой ею клинической смерти и выздоровления:

- Госпиталь менял дислокацию. Само по себе это хлопотно и очень непросто Раненых везем на полуторках. Оборудование, медикаменты и прочее необходимое - на подводах. Сами врачи, сестры, санитары, кто в автомобиле, кто верхом. Я, как всегда, еду обособленно, за рулем трофейного мотоцикла - мощного, тяжеленного, неповоротливого. Дороги, по которым выдвигаемся, изрыты воронками, скользкие от дождей и разбухшей грязи. Не желая плестись в хвосте колонны, я, позабыв об осторожности, вырываюсь вперед, удачно маневрирую между рытвинами. Когда замечаю двойку немецких самолетов, открывших пулеметный огонь, сворачивать в лесополосу уже слишком поздно. Нет, пули меня не задели. Я просто запаниковала и слишком резко вывернула руль. Меня вырвало из сиденья. Я, перелетев через вставшую позади подводу, нереально медленно, будто кто-то удерживает, снижаюсь, видя перед собой искореженный асфальт - каждый комок, камешек, каждую пылинку и даже соринку. Соприкосновение с дорогой оказывается мягким и безболезненным, словно дорога пуховая. Я как ни в чем не бывало встаю с земли и иду навстречу бегущим ко мне сослуживцам, испугавшимся за меня. Люди почему-то пробегают мимо и скучиваются поодаль. Я направляюсь к ним, но, поняв, что не успеваю, перышком взлетаю над дорогой. Через миг присоединяюсь к группе, которая никак не реагирует на мое появление "с небес". С безразличным удивлением вижу предмет их хлопот - саму себя, распростертую на дороге и залитую кровью. Кто-то кричит: "Лида разбилась, мертва!" Я кричу: "Вот же я. Живая!" Никто меня не слышит, не видит. Я вдруг понимаю, что если кто-нибудь дотронется до моего распростертого тела до того, как я вернусь в него, путь назад, в земную жизнь, будет закрыт навсегда. И что же делаю я, невидимка? Мгновенно просачиваюсь сквозь тянущиеся к моему физическому телу руки друзей и вторым, призрачным телом укладываюсь на него сверху. Физическое тело притягивает, как мощный магнит. Внутренний голос подсказывает, что ждут непереносимые страдания. Я кричу: "Может, не надо? Может, оставить все как есть?!" Незнакомый, громкий, командный голос приказывает: "Входи в оболочку смело. Необходимо, чтобы ты знала все о твоем мозге, он не жив, не мертв". Обреченно подчинившись, я заполняю своей эфирной "душой" физическую оболочку. Чувствую каждый порез, каждую рану, каждый перелом. Болевой шок неизбежен. Я жду его, когда меня несут на носилках к машине. Он не наступает. Боль остается. Чтобы она отпустила, я догадываюсь, растормошив саму себя изнутри, высвободиться из телесных пут. Удается. Взлетаю невысоко вторым эфирным телом, боясь слишком отдаляться от первого, твердого тела. Ощущение странное. Мне легко и свободно Большое сочувствие к себе самой на носилках, к страданиям всех тяжело раненных жжет. Так, "в полете", прибываю в госпиталь. Когда оперируют, не по своей - по отстраненной воле, много раз сливаюсь с собственной плотью. Это похоже на примеривание платья. Правильно ли пошито? Если хирург что-то делает неловко, неправильно, я мысленно даю ему советы, и он им неукоснительно следует. Операция завершается. Меня перевозят в тесную отдельную комнатушку. Выздоровление длится мучительно долго. Один из коллег как заведенный все повторяет. "Лида - живой труп. Если выживет, то поверю в бога". Я выжила. Полтора месяца комы были переполнены чудесными событиями. Я бы назвала это время познанием, учебой.

Дневник Лидии Львовны, в силу того, что личностей, предельно откровенен. Она не боится называть вещи своими именами, зная, что при жизни кроме нее его не прочтет никто. О длительном периоде "обучающих" полетов во внетелесном облике пишет следующее:

- Видимо, мозг всякого человека, когда тело страдает от увечий, может жить собственной, независимой жизнью, излучая в окружающие пространства мыслительные всепроникающие энергии. Вот и мой мозг, пока тело страдало, совсем не страдал, а бодрствовал, направляя мою эфирную копию туда, где ему было нужно, чтобы мое "я" оказалось. Прозрачный слепок с меня даже не летал, порхал по всему госпиталю, входя в тела раненых бойцов, узнавая о людях, их прошлом, настоящем, будущем буквально все. Для этого требовалось, чтобы мои мозговые энергии слились с энергиями чужими. Если это удавалось, а удавалось не всегда, я начинала словно кино смотреть. Раз за разом быстро проносились события чужих жизней. Как это расценивать, не знаю, но темных сторон биографий я ни разу не увидела. Только светлое, хорошее, грустное. На плохое, которое есть у каждого, определенно налагался запрет. Но кем? Случались и казусы. Я не желала. Меня принуждали входить в духовные миры коллег. Я узнала и обрадовалась, что все они любили и уважали меня, искренне сожалея о том, что со мной произошло. Был и неприятный аспект. Почему-то мне дали узнать о коллегах их интимное, деликатное, потаенное, не предназначенное для чужих, посторонних. Я поклялась, что их тайны станут моими тайнами. Еще я узнала, когда, где, при каких обстоятельствах оборвутся жизни моих сослуживцев и моя собственная. У меня много времени, чтобы жить с пользой и оперировать на мозге, изученном мной досконально, когда была вне тела. Нуждается в проверке то, что я обязана предсказывать год за годом смерти раненых бойцов, к энергиям которых прикасалась когда летала по госпиталю. Я верю, что так оно и будет, потому, что узнала накрепко запомнила их имена, фамилии, места и даты рождения. Узнала и запомнила имена, фамилии, места проживания их родных. В том, что эти данные соответствуют действительности, я убедилась после собственного выздоровления, ознакомившись с их послужными карточками.

Не менее интригующие строчки дневника Кляксиной посвящены полетам по иным мирам, где она встречалась с Наставниками - светоносными сущностями с плоскими телами и шарообразными головами: "Миры высшего уровня заполнены сверкающими красками и кажутся омертвевшими и пустыми. Против моего желания, я оказывалась там. Против моего желания, рядом оказывались Наставники. Не знаю, почему, но для меня Наставники - потустороннее воплощение смерти всего живого, что есть на Земле. Они отнимают коротко живущее материальное. Взамен дают вечное эфирное. Поучения их глубоки, мудры, но не запоминаемы в данный момент. Пригождаются гораздо позже, как бы умышленно оставленные на потом. Как человек, склонный к раздумьям, как медик, я подозреваю, что мои кажущиеся сверхъестественными способности на самом деле далеки от чего-либо сверхъестественного. Структуры мозга, поврежденные травматическим шоком, усугубленным длительным кислородным голоданием, перестраиваются, видоизменяются. Нормой для них делается патологическое выпадение из привычных норм".

Сын Лидии Львовны, ныне проживающий в Израиле, Михаил Васильевич Игнатов - тоже нейрохирург - свидетельствует, что начиная с послевоенных лет "мать страдала бессонницей, довольствуясь пяти часами сна в неделю", что, тем не менее, вполне восстанавливало силы. Во время ночных бодрствований она читала, потому что всякое бездействие, как правило, заканчивалось выходом из тела и уходами в иные реальности. Этого бывшая фронтовичка терпеть не могла, потому что каждое "возвращение из полета" имело продолжение в форме неприятных пророчеств. В частности, она предсказала смерть Брежнева, чернобыльскую катастрофу, распад СССР, убийство генерала Рохлина, прекращение боевых действий и прочный мир на чеченской земле. Многое еще чего, о чем некоторые исследователи непознанного отзываются как о подтасовке или погоне за псевдосенсацией. Сын, выступая в защиту и матери, и сложнейшей структуры - головного мозга человека, - приводит веский довод: "Наши мозг, сознание, психика, как океан в капле воды, отражаются в высокоорганизованной Вселенной, создавшей такое чудо, как человек разумный, для которого нет недостижимых целей, непостижимых тайн".

Источник: "Калейдоскоп НЛО", № 1-2 (524), 7 января 2008 г. С. 8.